Ганс-Остолоп — сказка Андерсена Г. Х. (Klods-Hans, 1855)

В самом центре одной страны находилось старое дворянское поместье; жил тут старик-помещик, с двумя сыновьями, которые считали себя такими учеными и остроумными, что и половины их ума хватило бы для обыкновенного человека.

Сыновья эти хотели посвататься к королевской дочери, которая объявила, что изберет себе в мужья того, кто сумеет говорить с нею просто и непринужденно и вообще за словом в карман не полезет.

Они оба целую неделю готовились к сватовству; это был самый продолжительный, но, конечно, и вполне достаточный срок, который был им предоставлен для подготовки; они обладали массой предварительных сведений, а всем известно, как это полезно.

Один знал наизусть весь латинский словарь и, кроме того,— еще ежедневную газету городка за целых три года, да так твердо, что мог всё ответить от начала до конца или от конца до начала, смотря по желанию слушателей.

Другой посвятил много времени на изучение общественных законов и знал наизусть всё, что должен знать всякий цеховой или общественный старшина, и был уверен, что, благодаря этому, ему легко будет разбирать государственные дела и давать при этом добрые советы; кроме того, у него был еще один талант: он умел вышивать подтяжки розами и другими цветочками или арабесками, потому что пальцы его отличались ловкостью и гибкостью.

Я получу в жены королевскую дочь!— кричал каждый из них, и старый отец подарил каждому из них по прекрасной лошади.   Тот, который знал наизусть словарь и газету, получил вороного коня, знаток же законов— белого, как молоко.

Затем оба смазали себе уголки ртов рыбьим жиром, чтобы губы их двигались свободнее, и им было бы легче говорить, и собрались в путь-дорогу.

Весь домовый штат стоял внизу, на дворе, и все были свидетелями того, как они садились на лошадей.

Совершенно случайно в эту самую минуту во двор вошел и третий брат; у старого помещика было три сына, хотя никто и не причислял его к остальным двум братьям, потому что он не был таким ученым, как они; втихомолку его даже называли Гансом-Остолопом.

— Эге,— воскликнул Ганс-Остолоп,— куда это вы собрались? Вы даже обрядились по-праздничному!

— Мы едем ко двору короля, чтобы своим красноречием заработать себе королевскую дочь! Разве ты не знаешь, что было объявлено всему королевству?

— И они рассказали ему, в чем дело.

— Ах, чёрт возьми! В таком случае, И я попытаюсь!— заявил Ганс-Остолоп; но братья только посмеялись над ним и выехали со двора.

— Папочка,— кричал Ганс-Остолоп,— мне тоже нужна лошадь! Мне так хочется поскорей жениться! Возьмет она меня,— отлично; не возьмет она меня, я сам ее возьму,— во всяком случае, она будет моею!

— Брось болтать пустяки!— сказал старик.— Тебе я не дам никакой лошади. Ведь ты не умеешь говорить, не умеешь выражаться изящно; вот твои братья,— это совсем другое дело!

— Ну,— сказал Ганс-Остолоп,— если ты не дашь мне лошади, я возьму козла,— он всё равно принадлежит мне; а меня он выдержит!

Сказано,— сделано. Он сел верхом на козла, ударил пятками по бокам и ускакал по большой дороге с быстротою вихря. Гоп, гоп! Вот это скачка была, так скачка!..   Вот и я еду!— кричал Ганс-Остолоп и пел так громко, что песня его разносилась далеко по окрестностям.

Братья медленно ехали впереди него; они не произносили ни слова. Им приходилось хорошенько обдумать все счастливые мысли, которые они хотели изречь, потому что всё должно было быть тонко рассчитано.

— Эй,— кричал Ганс-Остолоп,— вот и я! Посмотрите-ка, что я нашел на дороге!— и он показал им подобранную на дороге дохлую ворону.

— Остолоп,— сказали братья,— что ты хочешь с ней сделать?

— С вороной? Я ее подарю королевской дочери!..

— Да, да, сделай-ка это!— засмеялись они и поехали дальше.

— Эй, гоп! Вот и я! Посмотрите-ка, что я еще нашел; не каждый день можно найти что-нибудь подобное на большой дороге!   Братья повернулись, чтобы посмотреть, что еще такое нашел он.

— Остолоп!— сказали они,— ведь это старый деревянный башмак, у которого к тому же оторвана верхняя часть; ты и его подаришь королевской дочери?

— Конечно, подарю!— сказал Ганс-Остолоп, и братья засмеялись и уехали от него, так что на много опередили его.

— Эй! гоп-гоп! Вот и я!— закричал снова Ганс-Остолоп.

— Дело идет всё лучше да лучше! Смотрите! Нет, это просто великолепно!   — Что же ты теперь нашел?— поинтересовались братья.

— Ого!— сказал Ганс-Остолоп,— этого просто и сказать нельзя! Как же обрадуется королевская дочь!

— Фи!— сказали братья,— да ведь это ил из канавы!

— Да, конечно, это ил!— ответил Ганс-Остолоп,— ил самого лучшего сорта, жирный-разжирный!.. Смотрите, он так и протекает сквозь пальцы!— с этими словами он набил себе карман илом.

Но братья поскакали дальше так быстро, что из-под ног их лошадей летел песок и искры, поэтому они и достигли городских ворот часом раньше Ганса-Остолопа.

У ворот все получали бесплатные номера сейчас же по прибытии и расставлялись по порядку по шести в ряд так тесно друг возле друга, что не могли двигать руками; это было устроено очень мудро, потому что иначе они наверно все передрались бы только потому, что один стоял по очереди раньше другого.

Все обитатели этой страны разместились вокруг королевского замка, толпившись густыми массами вплоть до самых окон, чтобы видеть, как примет королевская дочь своих женихов.

Как только какой-нибудь претендент входил в залу, красноречие в нем немедленно угасало, точно свеча.

— Этот никуда не годится!— говорила королевская дочь.

— Вон его! Да живо!

Наконец, дошла очередь до того из братьев, который знал наизусть весь словарь; но теперь он ничего не помнил; он его совершенно забыл от начала до конца. И пол под ногами у него трещал, и весь потолок был сделан из зеркал, так что он видел себя в нем с головы до ног, и у каждого окна стояли три писца и главный писец, и каждый из них записывал всё, что говорилось, чтобы сейчас же поместить это в газетах и продать за зильбергрош на всех углах улиц. Это было ужасно; к тому же, так сильно натопили печь, что она совершенно раскалилась.

— Здесь ужасная жара, у вас здесь!— заговорил претендент.

— Совершенно верно! Мой отец жарит сегодня молодых петухов!— ответила королевская дочь.

— Гм!— и он стоял, как немой; к подобному разговору он не подготовился: он не мог придумать ни слова ей в ответ, хотя ему очень хотелось бы сказать что-нибудь остроумное.

— Гм!   — Никуда не годится!— сказала королевская дочь.

— Вон его! Живо!   Вошел второй брат.

— Здесь ужасная жара!— заметил он.

— Совершенно верно; но мы ведь сегодня жарим молодых петухов!— сказала королевская дочь.

— Как?..жа… как?— сказал он и писцы записали: как?..жа… как?

— Никуда не годится!— сказала королевская дочь.— Вон его! Живо!

Теперь настала очередь Ганса-Остолопа; он въехал в зал прямо на своем козле.

— Ну, и убийственная же у вас здесь жара!— сказал он.

— Совершенно верно; но я сегодня жарю молодых петухов!— объявила королевская дочь.

— A-а! Вот это отлично!— ответил Ганс-Остолоп,— тогда мне наверно можно зажарить и свою ворону за компанию?

— Я вам это позволю с большим удовольствием!— ответила королевская дочь,— но есть ли у вас что-нибудь, в чем вы могли-бы ее изжарить? У меня нет ни горшка, ни сковородки лишней.

— Это-то у меня найдется!— сказал Ганс-Остолоп,— вот посуда с жестяным обручем,— и он вытащил старый деревянный башмак и положил ворону в него.

— Батюшки, да тут целый обед!— сказала королевская дочь,— но откуда мы возьмем подливку или соус?

— Это-то у меня в кармане!— заявил Ганс-Остолоп,

— У меня этого добра такая пропасть, что я даже могу выбросить часть!— и он выкинул часть жирного ила из кармана.

— Вот это мне нравится!— сказала королевская дочь.

— Ты умеешь отвечать и умеешь говорить, и тебя я возьму себе в мужья! Но знаешь ли ты, что каждое слово, которое мы произносим и произнесли, записывается, и завтра будет помещено в газетах? У каждого окна, видишь ли, стоят три писца и один старший писец, и этот старший писец самый худший из всех, потому что он ничего не понимает!   Она сказала всё это, чтобы напугать Ганса-Остолопа. И писцы на смешливо загоготали, и каждый из них брызнул чернилами и капнул на пол по одной жирной кляксе.

— Ах, так вот кто эти господа!— сказал Ганс-Остолоп,— ну в таком случае я дам старшему писцу лучшее, что у меня есть!

С этими словами он вывернул карманы и швырнул ему илом прямо в лицо.

— Вот это ловко!— сказала королевская дочь,— до этого бы я и не догадалась; но я когда-нибудь научусь и этому!

И Ганс-Остолоп стал королем, получил жену и корону и сидел на троне,— это мы прочли в еще непросохших газетах старшего писца и старшины гильдии писцов; но на них нельзя особенно полагаться!